Глобальные институты продвигают западную модель устойчивого развития, являющаяся противоречивой, однобокой и авторитарной по своей структуре. Россия и другие страны СНГ должны защитить свой суверенитет от постоянного потока ложных предположений, значений и символов, способные формировать местное развитие.

Сказать, что западная модель устойчивого развития является авторитарной, звучит  довольно странно, так как это не соответствует общепринятому предположению в так называемом «цивилизованном мире», что “Запад за демократию”. Однако западная модель никак не может быть демократической. В западных странах социальные знания всегда искажённые и иерархические в их формировании, настолько, что можно говорить о «глубинном государстве”. Это происходит потому, что западный капитализм более зрелый и менее регулируемый правительством, чем, к примеру, капитализм в России. Накопления капитала не только интенсивнее, но и более патологическое в отношении способности формировании материальных и эпистемических структур. Отсюда и термин «структурная сила капитала». В частности, капитал всегда концентрируется, либо внутри элиты, либо в пространстве, например, в финансовых регионах. Однако, концентрация капитала приводит и к концентрации власти, т.е. к способности и мощи производить знания и дискурсы, формированию предпочтений, интересов и идентичностей, а также определению параметров обсуждения. Это противоречит своим же принципам демократии Запада: принципам подотчетности, автономии, и свободного обсуждения.

Считаю архиважным обсуждение последнего, в частности, его влияние на устойчивое развитие, которую продвигают глобальные институты. В странах Запада общепринято считать, что граждане строят свои социальные миры по своему усмотрению посредством публичных обсуждений и выборов. На самом же деле, члены Западного сообщества живут в социальном мире, построенном вокруг ранее формированных значений, предположений и символов, с помощью которых они познают мир и определяют основу повседневной жизни. Эти значения всегда ведут к конкретным действиям. Они во многом определяют совещательный процесс и государственную политику. К примеру, когда началось СВО на Украине, глобалистская неолиберальная элита, которая сама же является инициатором этого и многих других межнациональных конфликтов, с лёгкостью направила мнения граждан и госполитику в направление, которое ей выгодно, в частности в финансирование военно-промышленного комплекса США. Это было бы невозможно без ранее существующей русофобии, основанной на негативных, односторонних понятиях и предположениях о том, что подразумевается под “славянами”, “русскими”, “Россией”, “СССР”, “холодной войной”, “социализмом” и т. д.

Такие предположения никогда не являются продуктом отдельных лиц, на которых они влияют. Славяне, как и евреи и китайцы, никогда не создавали о себе обесценивающие представления. На самом деле, сознательно или бессознательно, прямо или косвенно, такие информационные потоки создаются мощными социальными силами, которые сами по себе являются продуктом исторических, эпистемических сражений между другими силами. Следовательно, значения никогда не бывают нейтральными. Осознанно или нет, они всегда служат кому-то для какой-то цели. Они всегда искажают информацию и мешают возможности осмысленного размышления. Многие идеи и предположения, на которых был построен Запад, настолько глубоко укоренены в общественных и частных институтах что им трудно распознавать их и идентифицировать. Как правило, они “похоронены” в повседневной практике, и рассматриваются как естественные и само собой разумеющиеся факты.

Аналогичным образом, устойчивое развитие подразумевает многочисленные, но спорные предположения, значения, и символы о том, что подразумевается такими понятиями как развитие, устойчивость, смысл жизни, природа, леса, эффективность, рациональность и т. д. Например, для большинства землян природа является материнской фигурой (“Мать Земля”, “Пача Мама”), к которой следует относиться с уважением, любовью и добротой. На Западе же она рассматривается как фактор производства, как рабочая сила и капитал, требующей рациональной, экономической эксплуатации. Следующим примером является потреблением воды. В Центральной Азии она является источником жизни и духовности, при этом ее потреблением человеческим правом. В США – товаром для купли-продажи или промежуточной затратой производства. Пожалуй, самым наглядным примером служит развитие. На Западе оно приравнивается к экономическому росту, измеряемому через ВВП. Однако, в России развитие означает улучшение качества жизни, что включает в себя не только экономический и промышленный, но и духовный рост, в том числе достижение гармонии с природой и обществом. Экономический рост – лишь один из многих инструментов для достижения конечной цели, что является индивидуальным и социальным благополучием.

Приведенные выше примеры лишь малая часть спорных значений в дискурсе об устойчивой развитии. Дело в том, что, как и западное финансирование розни в Украине, ложные предположения о развитии приводят к определенному типу политики, которая выгодна неолиберальной глобалисткой элите. Эта политика основана на коммерциализации и маркетизации природы, что усиливает накопление капитала, экономическое неравенство и потребление ресурсов. Вместо того что бы обсудить спорные термины, как «эффективность рынка» или «либеральная демократия», социальные ученые и политики предпочитают обойти этот демократический процесс, сразу предписывая так называемые “решения”. Эти решения основаны на рыночных механизмах, что выгодно самому Западу. Так, например, когда председателя Чикагской климатической биржи (Chicago Climate Exchange) спросили о том, приводят ли углеродные компенсационные квоты к реальному дополнительному сокращению выбросов парниковых газов, он по неосторожности высказал свою правду: «Это не мое дело. Я управляю коммерческой компанией».

К сожалению, всё это происходит во имя свободы, демократии, устойчивого развития, зкологической справедливости и модернизации. В частности, претендуя на честность, рациональность, ясность и информативность, западные ученые и политики, на самом деле, используют однобокий, нелогичный и покровительственный язык. Следовательно, решения экологических проблем становятся оторваны от исторически несправедливых и спорных значений, символов и предположений – культурных, психологических и институциональных контекстов, которые придали им значение. К примеру, идеи вокруг рыночной эффективности или результативности не подвергаются сомнению. Это важно, потому, что когда социальные структуры рассматриваются как фиксированные и находящиеся вне социального конфликта, экологические проблемы могут казаться как технические вопросы. Экономическая и политическая элита, таким образом, может применять свои собственные социокультурные понимания в форме «экспертных знаний».

Эти, так называемые «экспертные знания» приносят пользу неолиберальной глобалистской элите, которая продвигает неолиберальные формы управления, основанные на рыночных механизмах. Это происходит через институты, которые могут быть как государственными, так и частными: детские сады, школы, университеты, СМИ (CNN, BBC и.т.д.), агентства по охране окружающей среды, НПО (Greenpeace, WWF и.т.д.), религиозные учреждения, глобальные институты (ООН, ВТО, МВФ, Всемирный банк и.т.д.), которые контролируются англосаксонской неолиберальной элитой. Последние действуют как единое сообщество через личные связи; и их усилия реализуются посредством лоббирования на встречах, конференциях и совместных проектах. Это и является тем, что неограмшисты называют «неолиберальным историческим блоком».

Таким образом, конкурирующие участники политического “демократического” процесса, включая профессиональные политические сообщества, действуют в сети независимых ассоциаций, но объединенных вместе посредством общих символов и смыслов. Эти сложные сети взаимодействий определяют параметры и основы обсуждения: что является ортодоксальным, что радикальным; что приемлемо, что нет; а также легитимность физических и юридических лиц. Например, человек упоминающий такие слова, как «экологический социализм», «западный империализм», “неолиберализм” или “гегемония” в концептуализации устойчивого развития, не воспринимается как индивидуум с другой позицией восприятия, а становится радикалом и патологизированным. Он теряет легитимность. Правдолюбец становится «трудным ребенком», который осмелился поднять тему, которая «неприемлема для обсуждения». Когда Нобелевский лауреат и главный экономист Всемирного Банка Джозеф Стиглиц написал, что Международный Валютный Фонд, по сути, обострил проблемы глобальной периферии, Всемирный банк уволил его под давлением Министерства финансов США. Когда мой преподаватель политэкономии в Лондонской школе экономики, один из семи лауреатов Леонтьевской премии, профессор Робет Уэйд намекнул, что причины промышленной отсталости глобального Юга находится на Западе, ему просто напросто не продлили трудовой контракт в Всемирном Банке.

Так называемые «решения» неолибералов основаны на товаризации и маркетизации природы. Идея состоит в том, чтобы управлять развитием в цели сохранения природы и обеспечения социальной справедливости, также превращая их в возможности для накопления капитала. Часть этого рассуждения основана на ложном предположении, что экосистемы могут быть отделены не только от сложных и взаимосвязанных социально-экологических систем, но и что их составные части могут быть отделены от сложных экологических процессов, которые их создали, и заменены «природным капиталом» и «экосистемными услугами». Другими словами, природа «должна быть продана, чтобы спасти ее», будь то через парки охраны природы, экотуризм, зеленое финансирование или оплату экосистемных услуг (PES). К сожалению, существует огромный разрыв между теорией и практикой – неолиберальные, рыночно-ориентированные модели не предотвращают деградацию экосистем. Наоборот, по данным многих исследований, рыночные механизмы ускорили процесс деградации окружающей среды, перенеся социальные и экологические издержки на малые народы. Степень деградации настолько, что можно говорить об антропоцене – о новой геологической эре, в которой деятельность человека является ключевым источником воздействия на биосферу включая, помимо прочего, изменение климата.

Профессор университета Сассекса Англии Джеймс Фэрхед утверждает, что «зеленое присвоение» является более подходящим термином для описания так называемого устойчивого развития, поскольку глобалисты использует экологические дискурсы для присвоение общих благ: для передачи земель и ресурсов от народа к богатым и влиятельным деятелям. Это поднимает вопросы экологической справедливости и демократического дефицита, поскольку оно влечёт за собой реорганизацию структуры правил и власти, трудовых отношений и связей между природой и обществом, что, в конечном счете, оказывает отчуждающее воздействие.

Многие исследования показывают, что основным бенефициаром неолиберальных схем стала местная и транснациональная элита. Например, схемы экотуризма, несмотря на их утверждения справедливости, приносят пользу более зажиточным местным жителям. Аналогичным образом схемы оплат экосистемных услуг (PES) критикуются за игнорирование коллективных и неформальных способов владения, а также за выгоду местным субъектам, которые изначально имеют преимущество владения подходящими земельными участками. Профессор Эдинбургского университета Джанет Фишер утверждает, что основная причина, по которой НПО приняли рыночные подходы, заключается не в том, что они обеспечивают устойчивое распределение ресурсов, а в том, что эти организации сами могут получить новые источники финансирования. Действительно, большинство членов совета директоров самых влиятельных НПО, таких, как The Nature Conservancy, WWF и CI являются директорами крупных транснациональных корпораций.

Что касается тропических лесов Амазонки, «Guardian» сообщает, что сотни веб-сайтов позволяют транснациональной элите скупать земли в целях сохранения природы. Среди покупателей – бывший премьер-министр Великобритании Гордон Браун, который приобрел 400 000 акров земли за 8 млн фунтов стерлингов. Это отчуждает бразильцев от их земель и  природных ресурсов, вызывая экологические конфликты. К примеру, бразильские индейцы стали жертвами физических и словесных нападений со стороны граждан и политиков, включая оскорбительные речи от самого президента Больсанаро. Их обвиняют в упадке доходов и социальных обеспечений из-за ограниченного доступа к ресурсам. Газета «Монгабай» сообщает, что количество убийств коренных народов достигло самого высокого уровня за последние два десятилетия. К сожалению, такие косвенные влияния никогда не входят в критерии оценки «эффективности» рыночных подходов. Если цель экономики – обеспечить социально-экологическое благополучие, можем ли мы называть это эффективностью, если неолиберальный подход создает такое большое экономическое неравенство и экологическую несправедливость? Конечно, нет.

Учитывая вышеизложенное, можно сделать следующее заключение. До сих пор Россия отличалась тем, что сумела защитить свою культурную и политическую автономию. Это, на самом деле, очень великое достижение. Она должна продолжать придерживаться такой политике. В то же время, важно осознать опасности бесконечных потоков ложных значений, предположений и символов, что и явилось основной мотивацией для написания этой статьи. Первостепенной важностью является защита молодого поколения, поскольку гораздо легче покорить их разум с помощью ряд неформальных инструментов, такими как фильмы Голливуда и социальные сети (YouTube, TikTok, Facebook, Twitter и.т.д.), особенно когда используются такие слова, как «зеленый рост», “экологическая справедливость”, «защита природы», и «биоразнообразие».

Вряд ли можно подумать об эксплуатации, услышав такие слова? Дело в том, что односторонние потоки информации создают предположения глубоко в несознательном разуме, и как было сказано выше, это позволяет интерпретировать социальным мир таким образом, что выгодно для неолиберальной глобалисткой элиты. Искренние доброжелатели начинают верить и защищать стяжательские интересы неолибералов. К примеру, когда проходили движения за избирательные права женщин в начале XX века, была и другая серия протестов женщин, которые боролись против таких прав, поскольку они действительно считали, что представители женского пола не достойны права голоса. Такова сила ложных предположений и дезинформации!

Мейлис Нарлыев,  выпускник университета Охфорд Брикс и Лондонской школы экономики и политических наук  (BA Oxford Bookes, MSc London School of Economics and Political Sciences)